Сомневаться в том, что над турбоплатформами потрудились батареи ближней обороны «Юнгера», не приходилось. Точнее – потрудилорь то, что от этих батарей осталось. Рейдер смахивал на кашалота, который выдержал схватку с грандиозным спрутом, а потом долго уходил от целой своры оголодавших касаток.
Антенна гиперсвязи огромной угольно-черной кляксой растеклась по корме. Выгоревшая до каркасов правая группа планетарных двигателей походила на клетки, из которых только что вырвались на свободу осатаневшие от бескормицы драконы планеты Сира. Две из трех батарей ближней обороны тоже были сожжены.
Весь корпус «Юнгера» был покрыт черными и рыжими полосами, вмятинами, выбоинами. В нескольких местах виднелись обугленные заплаты из так называемого «быстрого стекла», которым система живучести автоматически латала пробоины…
– Сениор флэг-лейтенант, как вы отважились идти на посадку? Ведь «Юнгер», похоже, взлететь уже не сможет?
– У нас не было выбора, капрал. Мы выполняли приказ.
– Чей? – не понял я. Что, впрочем, было вполне
простительно для экс-вице-покойника.
– Разумеется, капитана Вальдо.
– Так ведь приказ был уничтожить пси-мастера кровернов любой ценой!
– За ценой мы не постояли. Под огнем станций противокосмической обороны «Юнгер» вышел на позицию для торпедной атаки южного полюса климатизации за две минуты до назначенного срока. Но все наши торпеды сбили. Рейдер был вынужден спешно отступить под угрозой уничтожения корабля. В этот момент к Виндхайму прорвался центаврианский крейсер. Он связал боем кровернские корветы, благодаря чему нам удалось оторваться от преследователей. Боезапас тяжелого оружия класса «космос-космос» и «космос-поверхность» был израсходован полностью.
Тогда корветтен-капитан Голдсмит приняла решение совершить посадку в зоне экстерминации и взорвать пси-мастера вместе с рейдером. Космофлот выполняет приказы всегда, капрал.
В этих словах Радуля мне послышался укор в мой адрес. Не хотел ли лизоблюд Иштван намекнуть, что живой кроверн, который сейчас маячил рядом со мной на спине посадочного,катера, свидетельствует о моей измене?
– Штурмовая пехота тоже, сениор флэг-лейтенант, – вставил я, вроде как намека не понял.
– Разумеется, капрал. Так слушайте же. Мы рассчитали траекторию и уже вошли в атмосферу, когда получили уточненные координаты борта-один. Оказалось, что они изменились и полностью совпадают с координатами вашей боевой группы, которые транслировались в авто матическом режиме с компрессора-19. У нас с корветтен-капитаном возникли разногласия. Голдсмит полагала, что пси-мастер по-прежнему находится в южном полюсе климатизации. Я же ратовал за то, чтобы совершить посадку рядом с компрессором-19. Другие офицеры согласились со мной. Мы с Кумаром временно отстранили Голдсмит от управления кораблем, и вот мы здесь. Красный скат рядом с тобой свидетельствует о том, что мы не ошиблись.
…Грозовой фронт, который прошел здесь, не был обычным грозовым фронтом. Дождь не был обычным дождем, град не был градом. Мы стали свидетелями последней фазы климатизации Виндхайма.
И сопки, и глиняные валы в озере, и вся равнина до самого моря была засыпана толстым слоем рыхлых, неряшливых хлопьев ядовитого синего цвета. На уцелевшем хвостовом стабилизаторе катера сидела Беата Даль. С сигареткой– в зубах. Без гермошлема. Живая!
Это не умещалось в голове.
Требовались разъяснения.
Срочно.
Немедленно!
– Когда мы во главе с Вальдо попытались прорваться на грузовую палубу, я шла замыкающей в группе. Одно из водяных щупалец выдернуло меня из пробоины и утащило на дно. Какое-то время я отбивалась от него под водой. Потом щупальце исчезло и я вырвалась на поверхность. Милитум сообщил, что экоброня разрушена, cистема регенерации вышла из строя. Обзорное стекло тоже было разбито. Экстренная кислородная маска тоже отказала. И тут пошел этот удивительный дождь, nocыпались семена…
– Какие семена?
Беата протянула мне открытую ладонь. На ней лежал граненый наконечник стрелы длиной четыре дюйма.
Конечно, не наконечник стрелы, нет.
Семя неизвестного растения, заключенное в твердую черную кожуру с мелкими шипами. Там, где у этого «наконечника» полагалось находиться древку стрелы, из семени торчали три острых желто-зеленых хвостика-роска.
– …И когда я уже почти потеряла сознание отравления, дышать неожиданно стало легче. В дождевых каплях содержался какой-то удивительный катализатор. В результате химической реакции летучие циады были связаны и выпали в твердом виде как серые хлопья. А из воды, находящейся на поверхности почвы Виндхайма, выделился дополнительный кислород. Теперь на Виндхайме можно дышать полной грудью, Серж. Только виски ломит и уши болят, – виновато усмехнулась Беата. – Давление в полтора раза выше стандартного.
Кто-то тронул меня за локоть. Я вздрогнул. Этс просто не может быть, ведь я в экоброне! Она не зволяет ощущать прикосновения непосредственно!
Пси-мастер, о котором я как-то уже начал забывать. Обновленный пейзаж Виндхайма, «Юнгер», Беата это полностью поглотило мое внимание. Да и Северину я тоже перестал воспринимать как что-то отдельно от моего тела, значимое самостоятельно – так ладно усиделась на моей левой руке. Усталости я не чувствал ни малейшей, ведь Северину удерживали силовые приводы экоброни, а не мои мышцы.
И вот – это прикосновение пси-мастера.
Его хвост даже не касался экоброни, остановившись в нескольких дюймах от моего правого предплечья. Но у меня возникло отчетливое ощущение, будто он прошел сквозь нее и вступил в прямой контакт с моей кожей!