Кухня была свободна. Но настроение у нас сразу испортилось.
Все-таки в нас теплилась надежда, что все термиты отсюда ушли на поверхность и там были истреблены нашим батальоном во время штурма. Оказалось – не все.
А вдруг их здесь еще тысячи?
На кухне тоже сыскались мертвецы. Два повара в белых опрятных комбинезонах и молодая женщина в халате.
Четвертым мертвецом был мужчина в кислородной маске. Шеврон, нашитый на плечо форменной тужурки со стоячим воротничком, свидетельствовал, что передо мной – еще один офицер биологической безопасности. Везет же мне на них!
Мужчина лежал у белой шеренги холодильников. В лице его мне почудилось что-то нездешнее, надмирное. Интересно, какие чудеса он видел перед смертью?
В одной руке мужчина сжимал что-то вроде пластиковой трубки для капельницы с длинной тонкой иглой.
Да не что-то вроде, а именно трубку и именно для капельницы, там еще медицинская маркировка была: «Только для рас Т и Ц».
А вокруг мужчины лежали… битые бутылки. По меньшей мере дюжина бутылок, отличной русской водки. И даже две целые было.
Я опустился на корточки.
В затылке у мужчины темнел пулевой вход. Застрелен, причем из легкого огнестрельного оружия. Судя по ожогу вокруг отверстия входа – стреляли практически в упор.
Кобура офицера была пуста.
Я перевернул его. "Чака Дюмулье, офицер ББ" – сообщала нашивка на его нагрудном кармане.
Ну ни хрена себе.
Я стащил с него кислородную маску. Чем-то он отдаленно смахивал на того мужика, который выдавал себя наверху за Дюмулье. Те же крупные черты лица, узкие, раскосые глаза, такой же сливообразный нос, смуглая кожа… Но на этом, пожалуй, сходство и заканчивалось.
Вот так. Если это Дюмулье, то кто же тогда тот, второй? Если же не Дюмулье, то зачем напялил на себя его форму? Братья они, что ли? Со сна костюмы перепутали?
Я приказал милитуму сделать несколько снимков с улучшенным разрешением. У моего правого виска несколько раз мигнула вспышка – милитум посчитал свет обычных фар экоброни недостаточным для качественной съемки.
– Во дела, – пробормотал Гусак. – Я сразу заметил, что этот Дюмулье какой-то странный. И кстати, акцент у него очень подозрительный.
– Сержант, он на моих глазах разнес в клочья «мамашу», которая собиралась сделать из меня гуляш. Прошу это учесть.
– Мало ли. Может, он в тебя целился, а не в «мамашу».
– Это вряд ли. С того места, откуда псевдо-Дюмулье шмальнул по «мамаше» из сварочного плазмомета, он меня просто не видел.
– Ладно, разберемся.
Гусак тоже сделал несколько снимков. Мы пошли дальше.
На большой электроплите стояли кастрюли с готовым мясным супом весьма аппетитного вида. Морковь была нарезана могендовидами, лук – кольчиками, кораллы цветной капусты, сверху плавала зажарка и куски копченой свинины, с жирком. У меня даже слюнки потекли.
«А, вот если бы электричество не отрубилось – суп до донца выкипел бы; а свинина превратилась бы в мерзкую спекшуюся массу», – это было единственное, что тогда пришло мне в голову!
На самом деле с момента падения «Фалькрама» моя психика пребывала в состоянии шока. Легкого, тяжелого – трудно сказать.
Оставив в покое кастрюльки, я невесть зачем начал проверять содержимое всех холодильников. Может, свинина эта сработала…
В одном из холодильников я обнаружил несколько ящиков фуззй-колы. Достал одну баночку, положил в левый набедренный карман. Что я себе думал? «Сувенир на долгую память»?
Я даже – открыл морозильную камеру – вот до чего я дошел.
Кого я надеялся там встретить, в морозилке? Начальника Копей Даунинга, господина Севиньи, в токсидо и с призовым чеком на миллион талеров на имя своего спасителя Сергея ван Гримма?
В морозильной камере находились две бутылки русской водки и внушительный металлический контейнер. Едва ли не в метр длиной. Я поглядел себе под ноги.
Ну да. Этот застреленный в затылок человек, в форме офицера Дюмулье, ворвался на кухню. Открыл дверцу холодильника. Распахнул морозильную камеру. В спешке выгреб содержимое морозильной камеры на пол – у него явно не было ни времени, ни желания переставлять бутылки на стол.
Потом он положил в камеру контейнер. Захлопнул ее. Закрыл холодильник.
Кто-то – почти наверняка тот мужик, который выдает себя за Дюмулье, – в этот момент оказался у него за спиной и выхватил у него из кобуры пистолет.
Застрелил офицера.
Что он хотел сделать потом? Достать контейнер? Но ему помешали. Кто? Да наверняка термиты, какие еще могут быть варианты!
Все это-я прокрутил в голове, пока извлекал контейнер из морозильной камеры.
Я не сразу сообразил, что перед моими глазами.
Это была спасательная капсула для грудных детей. С автономным жизнеобеспечением. С полной теплоизоляцией. И с аккумуляторами на сто восемь часов – так гласила надпись в красном прямоугольнике под окошком.
Из окошка на меня смотрело… Нет, глаза у маленького человеческого детеныша были закрыты, так что он на меня не смотрел. А я все пялился на него, как хурманч на проститутку, и слова не мог вымолвить. Потом все-таки родил нечто вроде «Эврика!».
Три минуты шумной возни пяти придурков из штурмовой пехоты…
И мы наконец-то сообразили, что ребенок жив!
Честь этого открытия принадлежала Зигфриду, мир праху его. Он первым догадался вскрыть ячейку с контрольным терминалом, которая находилась в торце капсулы. Индикаторы свидетельствовали о том, что ребенок жив-здоров и пребывает в теплой гибернации.
Мы все словно по двести тяпнули. Развеселились, забегали, даже защебетали.